Архетипы в русских сказках - Патрушева Светлана

Это очень интересный момент. Получается, что для того, чтобы получить Елену Прекрасную, эту эмоциональную часть, мощную, провоцирующую, нужно было победить Змея Горыныча, а потеря себя оказалась равноценной встрече с красной девицей, которая потом составит с героем целостную структуру. Это уже не игры в эго, не игры в показную царскую кровь, это контакт на основе реальной помощи. Эмоциональная часть трансформируется в то, что помогает выжить, помогает избежать разрушения. Можно сказать, что здесь речь идет о переходе с простой эмоциональности на глубинный чувственный уровень.

«Поутру повели коня казнить, отрубили ему голову, кровь брызнула…», в общем, дальше всё по инструкции: «…разбросала кругом дворца, в тот же день выросли кругом дворца славные садовые деревья. Змей Горыныч отдал приказ порубить эти деревья и сжечь все до единого. Служанка заплакала, и вновь история с просьбой: «Как станут сад рубить, возьми одну щепочку и брось в озеро». Так она и сделала, бросила щепочку в озеро, щепочка оборотилась золотым селезнем и поплыла по воде».

Здесь надо понимать уровень прохождения трансформации: сначала пройти возможность единения с миром зверей, тотемов, затем с миром деревьев, затем окунуться в озеро как символ жизни как таковой, как символ бессознательного. Эта игра в поддавки, согласие на разрушение, такой очень непростой путь, но всё это позволило победить в дальнейшем Змея Горыныча. Тот «вздумал поохотничать, увидал золотого селезня. «Дай, — думает, — живьем поймаю!».

Это тот самый момент, когда произошло уничтожение старого образа Ивана купеческого сына, и окончательное стирание того, что было образом прежней организации личности. Иначе Змей Горыныч узнал бы Ивана купеческого сына, и никогда в жизни не снял бы с себя чудесную рубашку, а здесь он её снял, и бросился в озеро, а у Ивана появилась возможность его победить.

«Селезень все дальше, дальше, завел Змея Горыныча вглубь, вспорхнул — и на берег, оборотился добрым молодцем, надел рубашку и убил змея. После того пришел Иван купеческий сын во дворец, Елену Прекрасную прогнал, женился на служанке, и стал с нею жить-поживать, добра наживать».

В сказке описана замена привычного эмоционального состояния на другое. Когда реакции внутри человека после полной его трансформации, победы над змеем, победы над той частью, которая является разрушительной, потребительской позволяют заменить, взять себе в целостность пару «по размеру». Это сказка про устранение внутреннего конфликта и про внутренний рост тоже, так или иначе, это история превращения Ивана купеческого сына в человека, который обладает теперь хозяйством Елены Прекрасной.

СЕРЕБРЯНОЕ БЛЮДЕЧКО И НАЛИВНОЕ ЯБЛОЧКО

Из этой сказки ты узнаешь, о самореализации, обретении внутренней целостности, когда человек обучается, проходя через внутренний конфликт, душевный или эмоциональный кризис. Сначала прочитай сказку, а потом я расскажу её интерпретацию так, как я её вижу, чувствую, ощущаю, понимаю.

«Жил мужик с женою. Было у них три дочери, две нарядницы, затейницы, а третья простоватая, и зовут её сестры, а за ними отец и мать, дурочкой. Дурочку везде толкают, во всё помыкают, работать заставляют, она не молвит и слова, на всё готова: и траву полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что ни спросит, всё дура приносит: „Дура, поди! За всем, дура, гляди!“ Едет мужик с сеном на ярмарку, обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит: „Купи мне, батюшка, кумачу на сарафан“, другая дочь просит: „Купи мне алой китайки“, а дура молчит, да глядит. Хоть дура, да дочь, жаль отцу. Он и спросил: „Чего тебе, дура, купить?“. Дура усмехнулась и говорит: „Купи мне, свет-батюшка, серебряное блюдечко да наливное яблочко“. — „Да на что тебе?“, — сестры спросили. „Стану я катать яблочком по блюдечку, да слова приговаривать, которым научила меня старушка — за то, что я ей калач подала“. Мужик обещал и поехал».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тут давай остановимся на минутку, вспомним, что речь идет о функциях внутри личности, о том, что есть в образе внутреннего мира. И «мужик с женою» здесь он не один «мужик», речь идет не о сознании, как в образе царя либо купца, либо какой-то высшей родовой иерархии. Речь идёт о родовой программе, родовой системе, в которой присутствует и мужское, и женское начало, всё достаточно сбалансировано. «Две нарядницы и затейницы» — старшие сёстры, которые представляют собой достаточно активную социальную составляющую эмоций. Если мы говорим по архетипам и психотипам, которые описаны у Юнга, то здесь скорее речь идёт про такую часть, которая называется эмоциональная экстраверсия.

Это когда есть определённые правила, законы, есть «нравится — не нравится», оценка ситуации. И «дура» здесь, интровертная функция, которая молчит, ничего не говорит, но при этом действует по внутреннему наитию и по внутреннему определению. Она контактирует со старушкой, а «старушка» в сказках, это всегда внутренний мудрец, советчик, какая-то часть, которая помогает раскрыть большие способности героя сказки. И именно глубинная, интуитивная часть контактирует со старушкой как с образом самости, внутреннего бога или природного аспекта.

Сёстры, эмоциональная, экстравертная функция, требует от родовой системы привести кумачу и алой китайки, то, что покажет статус, поможет хорошо выглядеть в глазах социума, одеться красиво, а «дура» ничего не просит. Её не слышно, как не слышно голоса внутренней интуиции, внутренней эмоциональной глубины, которая как правило, достаточно тихая и молчаливая, и уже родовой системе приходится спрашивать: «А чего ты хочешь, что тебе нужно?». И запрос «наливное яблочко и серебряное блюдце» здесь как образ умения видеть, умения смотреть на мир из сутийного состояния, из глубины.

Родовая система идет навстречу, иначе никак, потому что всегда есть поддержка от архетипа коллективного бессознательного, от архетипа предков, любых наших частей, любых начинаний.

«Близко ли, далеко ли, мало ли, долго ли, был он на ярмарке, сено продал, гостинцев купил. Одной дочери алой китайки, другой кумачу на сарафан, а дуре серебряное блюдце да наливное яблочко. Возвратился домой, показывает. Сестры рады были, сарафаны пошили, а на дуру смеются, да ждут, что она будет делать с серебряным блюдечком, наливным яблочком. Дура не ест яблочко, а села в углу и приговаривает: «Катись, катись, яблочко по серебряному блюдечку, показывай мне города и поля, леса и моря, гор высоту и небес красоту!».

Когда эмоционально интровертированный психотип смотрит на окружающую среду, он смотрит действительно на красоту природную, на красоту высот, морей, полей и рек. А экстравертам очень нужно показать собственную красоту, и поэтому ещё нужен сарафан, нужен выход на публику, чтобы произвести впечатление.

«Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, на блюдечке все города один за другим видны, корабли на морях, полки на полях. Загляделись сестры, а самих зависть берёт, как бы выманить у дуры блюдечко. Но она своё блюдечко ни на что не променяет».

Здесь про то, что человек, обладающий ведущей функцией одного качества, в состоянии невроза, либо в состоянии инфантильности, жаждет присвоения результатов другой функции. Нереализованная интровертная функция всегда смотрит на экстравертную: «Вот бы мне научиться так легко контактировать, со всеми договариваться, уметь себя показывать». Экстраверт, глядя на интровертную чувствующую функцию, иногда думает: «Как же он понимает какие-то глубокие вещи, видит какие-то несуществующие цвета». Для него это является загадкой. И всё это, напоминаю, происходит внутри человека.